Создатель группы «Коррозия металла» остается одним из немногих неуспокоившихся скандалистов.

Музыкант Сергей Троицкий — живое воплощение скандала. Этот рокер по прозвищу Паук когда-то первым начал ругаться со сцены матом, устроил публичное лесби-шоу, был политическим экстремистом и воспевал Сатану. Он остается одним из немногих «неисправимых» в шоу-бизнесе.

Сергей Троицкий (Паук) отпраздновал 39-летие. Музыкант, продюсер и общественный деятель, полжизни отдавший рок-н-роллу, по праву заработал репутацию «русского Оззи Осборна». Сегодня он живет для себя, но в душе остается неисправимым бунтарем. «Это праздничное ощущение, — говорит Сергей о своем «почти сорокалетии». — Многие в этом возрасте чувствуют себя старыми. А мне как будто 16». Мы едем на Воробьевы горы. Пьем бокал шампанского. Смотрим на Москву с праздничными огнями, фейерверками. Потом отправляется в ночной клуб «Табула Раса».

На дне рождения у Паука — Вадим Степанцов с группой «Бахыт-Компот», девушки Любовь, Вампир и Барби из проекта «Белый медведь», много друзей и фанатов. Паук устало и весело чокается с друзьями, всегда готовыми, как и он, «замутить чумовой угар».

Паук разговаривает быстро и отрывисто. Почти после каждого слова вставляет «например». Жестковат в общении, но душевный. Сразу чувствуется, что Паук — человек шире своего имиджа. Но этот имидж тоже не маска, а отражение души.

Он поджигает на улице стоянку проституток: «Они разбежались — классно». Скандал? Конечно. Но ведь и проституция — скандал. «Твоя акция — против проституции?» — спрашиваю. «Не знаю, — смеется. — Против дороговизны, наверное».

В ельцинские 90-е Паук шокировал своим брутальным имиджем и ультраправой символикой. Он бросал вызов политическим табу интеллигенции и среднего класса. Поддерживал скинхедов: «Не всякий может позволить себе шампунь Head & Shoulders». Давал экстремистские интервью газетам «День» и «Завтра». В конфликте 1993-го Сергей Троицкий с Корпорацией транспортных рабочих, которую сам и организовал, сделал свой выбор — горячо поддержал Белый дом. «90-е годы — эпоха застоя, — говорит он. — Нас спрессовывали и утрамбовывали, чтобы не было живого импульса, несмотря на лозунги свободы и демократии».

Ответом Пауку стал политический ярлык «красно-коричневого». Но настоящей его целью была провокация массового сознания с помощью опасных символов. В какой-то мере это было игрой, в какой-то мере — социальным отчаянием. Однажды он придумал слово «цунареф». На его языке это стало презрительной кличкой кавказцев. «Если сказать «черный», «черномазый» — обидно, — объясняет Паук. — Поэтому мы пели: «Смерть цунарефам!» Использовали политкорректное слово, эвфемизм». Но лишь немногие понимали, что издевается он не только над западной толерантностью, но и над отечественной ксенофобией.

Паук баллотировался в Гордуму в 1998-м и недобрал лишь полпроцента. Постоянно занимался благотворительностью: каждое 8 марта собирал многодетных матерей в здании префектуры Северо-Восточного административного округа и лично вручал им деньги и CD. Он возглавлял фестивали «Долой наркотики» и «Рок против абортов». Нравственные призывы у него звучали провокативно — как у русских юродивых.

Вспоминая эти годы, Паук говорит: «Я хотел пробудить всех от спячки». Но спячка закончилась неожиданно сама — в августе 1998-го.

Разочарование людей в скандалах Паук возводит к дефолту. «Крушение надежд вызвало мрачное состояние и потерю юмора, — считает он. — Теперь — взрослые проблемы, ответственность, борьба с обстоятельствами. И богатым тоже есть о чем беспокоиться».

В эпоху кризиса скандалов Сергей — один из последних могикан. Он дорожит своим имиджем экстремала, маргинала и радикала. Но теперь уже не в политике, а в искусстве: «В политике делать нечего. Человек, выступающий за свои права, сегодня выглядит как слабый. Живу для себя — так лучше и мне, и обществу. Раньше я жил для общества, как в армии. Теперь уже отслужил — дембель».

У дембеля свои заботы на гражданке. Дочь Сергея окончила школу в день энергетической аварии. Паук рассказывает об этом полушутя: «Мне, например, пришлось надеть строительную оранжевую каску, которую мне подарили на день рождения, и ехать давать указания людям Шойгу и Чубайса — как правильно заземлить провода, например. А то они там все разговаривали, решали — звонить или не звонить на какую-то там шолоховскую дачу, например. Кому уж там хотели звонить, не знаю. А провода не заземлили».

Автор лозунга «Рэп — это калл» (с двумя «л») сегодня утверждает, что любая хорошая музыка может приносить людям радость. На вечеринке в «Табула Раса» его окружают девушки со странными именами — Любовь, Барби и Вампир. Это стриптизерши из клуба «Белый медведь» и одноименного проекта Паука, играющего экстремальное диско. «Неважно, попса или не попса, — подчеркивает Паук, — танцевальная музыка, девки — это приносит веселье. А эти девушки прошли громадные университеты уличной жизни».

Я спрашиваю Сергея: что стоит за «укрощением» скандалов? Власть или деньги, торжество нашей традиции или влияние Запада? Постепенное свертывание демократии или, наоборот, интеграция в спокойное и сытое мировое сообщество? Его ответ: и то и другое. И прогноз при этом довольно пессимистический: «У нас будет совок. Дремлючий, немодный, но с современными автомобилями, неоновыми лучами. Америке выгодно, чтобы у нас был такой совок. Потому что кто-то же должен стать щитом в случае проблем на Востоке и в Китае».

«А может быть, мы сможем экспортировать скандалы на Запад?» — «Нет. Чтобы быть экспортером скандалов, нужны деньги, индустрия, а у нас не умеют это делать, потому что мы еще не стали свободным обществом».

Последнее словосочетание звучит парадоксально в устах одного из главных героев «русского рок-сопротивления». Так, значит, западное общество — свободное?!

«Да, там свободы больше, конечно. Хотя на самом деле я так и не понял, что лучше: их свобода, западная, или наша, свобода скандала. На Западе бары закрываются рано, а у нас в это время можно быть еще в чаду кутежа. У нас парковка везде, а в Лондоне нельзя парковаться. Непонятно, где больше свободы».