— Может, после концерта зайти?
— Да ты что? Давай лучше сейчас, пока он радиатор не залил. А то нажрется, и хрен чего от него добьешься...
Итак, гримуборная-раздевальная-разувальная. Кругом водяра («Выпьешь?» — «Неплохо бы!»), подарки черных археологов, эхо войны — немецкие каски, коими солдаты вермахта прикрывали свои арийские мозги, причем не очень, судя по дырам в крупповской стали, удачно, шумные татуированные мужики и некапризные девки. Нет, не из группы секс-сопровождения «Коррозии» — те на предыдущем сейшене в Брянске стерли конечности свеженадетыми ботфортами, потому демонстрировать неувядаемые ценности ярославской публике им было не с ноги, — а здешние. Общий антураж разудало-диковатый. В центре всего этого безобразия — Паук. Он же Сергей Троицкий, фюрер «Коррозии металла».
Так вот ты какой, северный олень... Тщедушный, скуластый, долгогривый, и глаза как тормоза, и выражается несколько кривоколенно (сразу и не въедешь, о чем базарит-то). Зато колоритный, на усохшего Гришку Распутина опять же смахивающий. У такого не грех не только «Который час?» спросить...
— Сергей, «Коррозия металла» — культовая команда?
— Да-а-а!
— Значит, ты, соответственно, культовый персонаж?
— Ну, как бы это... Ну, да, в угаре мы вечном. Нравится нам это дело.
— И не надоело столько лет уже угорать-то?
— Понимаешь, в России всегда существовала несправедливость определенная. И при царях, и при совке, и при Горбачеве. И в нынешние времена она тоже есть. Народ кормят ложью, значит, враньем. Народ пребывает в нищенстве, бесправии и прочем угнетении, вот. И тяжелый рок, я считаю, это самый дешевый способ промоушна и пропаганды. Поэтому я его для себя и выбрал. Мне-то по х.. значит, все равно абсолютно, чем заниматься: на гитаре бренчать, картины рисовать или статьи в нашу газету «Московский демократ» писать. Мне и то, и другое, и третье, и пятое, и десятое по кайфу. И, думаю, лет через 100 останется по кайфу.
— ???
— А ты, че, не слышал, что доблестные российские ученые давно экспериментируют на редуктивно-генном уровне и скоро у человека, у нас у всех, появится возможность жить и 100, и 200, и 300 лет? Недолго еще ждать — года четыре. И наступит ништяк, и все будет о’кей.
— И Царство Божие грядет... Кстати, ты как к христианской доктрине относишься? Или ты к ней не относишься?
— Ну, это самое, тут какая околесица... Прадед мой был священником, и его расстреляли в 33-м году. А мое мнение, что православие внедрили сюда в угоду Византии, обеспечить, значит, надо было надежный тыл стране в ее лице. С конъюнктурной то есть целью, не более. И реальная основа, и почва для принятия христианства на Руси отсутствовала. Иначе почему народ безропотно допустил разграбление и осквернение церквей? Ладно, там, комиссары мочили буржуев и кровищу повсеместно пускали — это еще можно было стерпеть. Но ведь они и на святыни посягнули. И никто не воспрепятствовал. Наоборот, всей шоблой курочили храмы, превращали их в овощехранилища или бассейны. В которых, повизгивая, потом плескались. И это тот народ, который Николашка номер два называл богоносцем.
— А как тебе русские в целом?
— Знаешь, как говорится, русские сами по себе довольно воивст... воитнс... тьфу, б... воинственные. Но если мир находится в стадии вздрючки и экшна, они полностью деморализуются. И в подобной ситуации русским необходим мощный правитель.
 — Диктатор, что ли?
— Диктатор, монарх, фюрер — неважно. Лидер, в общем. Возьмем, например, чеченскую операцию. Да никогда в жизни нам чеченов не покорить! Эта война имеет только воспитательное значение. Позволяет пробить брешь солидарности в броне индивидуализма и напоминает: русский русскому друг и брат. Допустим, заметил ты зимой на автобусной остановке соотечественника, который валяется пьяный в снегу. И если у тебя ноль руб. ноль коп. и ты не в силах нанять ему таксо, так ты хотя бы посади его на скамейку деревянную, дабы он, значит, себе жопу не отморозил. А то никакой, б... солидарности! Только у азеров, цыган каких-нибудь. И подымут, и денег на тачку дадут... Э-э-э, ты, куда майку поволок? (Гнев Паука обращен на Олега, директора «Коррозии», который по сердобольности чуть было не отдал ценную вещь Жорику — лысому дизайнеру с круглой татушкой на гладком затылке, очень Жорик маечку вожделел. — Авт.). Чего ты, в натуре, моим имуществом вообще распоряжаешься? Пускай Жорик сперва выйдет на сцену и крикнет «Слава России!» А потом поглядим... Че мы базлали-то? А, вот, про Чечню.
— Эк тебя, Сергей, тыркает. На политику, чувствую, крепко ты подсел... Может, поэтому и на телевидении «Коррозии» что-то незаметно?
— Ну почему? Вот шоу «Железный марш» реинкарнируется на канале «Культура».
— «Марш» на «Культуре»? В таком случае вернемся к политике. Что новенького на этой стезе?
— А вот создали, это самое, объединение «Русский проект». Теперь настырно приглашаем в него все национально-ориентированные организации.
— И национал-большевиков?
— Конечно. Сейчас наш товарищ Эдуард Лимонов находится в модной Лефортовской тюрьме, в прекрасном двухместном но... э-э, камере, вот, с цветным телевизором. И наш адвокат Беляков Сергей как раз его, так сказать, защищает.
— Под залог Лимонова не выпустили?
— Нет еще, но его выпустят. По-любому.
— Ну да ладно с Лимоновым, а вот Боров, соратник твой когдатошний, он по-прежнему с Медведевой Натальей, лимоновской бывшей подругой, сожительствует?
— Связался, б... с ведьмой. Она его постоянно вводит в критические состояния.
 — Это как?
— Как, как? Известно как — спаивает, скалывает. Хочет, чтоб он был ее марионеткой. Понимаешь, после житья на Западе планка у нее съехала, ей все чудится, что она в Лос-Анджелесе. А здесь не Голливудчина, и если она чего отчебучивает, утром у подъезда многоэтажки их дурацкой толпа репортеров с фотоаппаратами и телекамерами ее не поджидает. В общем, в отстое полнейшем они существуют.
— А на что существуют?
— Знаешь, в Москве, если у тебя есть родственники, можно ни хера не делать. Папаша с мамашей прайс обеспечат: и на еду, и на сигареты, и на бухло, и на бензин. Пока они тебя не бросили, можно по ящику пива в день выжирать. По крайней мере приползешь к ним с похмелюги, мол, все, умираю, червончик на бутылочку пива точно дадут.
— Если уж речь зашла о червончиках. Корпорация тяжелого рока — финансово оправданное предприятие?
— У меня есть некоторые средства, но до тех пор, пока люди прозябают в бедности, увеличить их трудно. Поэтому мы сейчас активно выступаем за продажу Сахалина и других островов японцам. А то где еще денег взять?
— Погоди, по-моему, многие ваши союзники по борьбе безусловно против распродажи Родины?
— Да идиоты они! Вот смотри. Представь какую-нибудь беременную ярославскую бабу, одинокую, обитающую в гнусной хибаре. Если каждой такой бабе дать по... по...
— По мужику?
— Предположим, по 50 тысяч евро в йенах по курсу — это будет приличный стартовый капитал для начала новой радостной, светлой жизни. А то целое поколение вымирает из-за того, что эти острова сраные, на которых ни х... ничего, значит, нету... Короче, мы должны продавать их быстрее, как можно быстрее. Чтобы каждый мог жить комфортно, рожать помногу детей и т.д. А то как бывает? Возвращается парень из армии, а у него ноль руб. ноль коп. От безысходности грабит ларек, тащит оттуда какую-нибудь хрень максимум на 100 долларов. Его винтят, навешивают до кучи еще пять краж и закатывают в лагеря лет на пять. Там его опускают, делают гомиком... Как вон тот вон чувак. (Паук зацепляется взглядом за некоего неосторожно проникшего в гримерку юношу с отчетливо ультрамариновым отливом. — Авт.) Слышь, гуляй отсюда, хер ли ты тут болтаешься? Ты кто вообще такой? Брат? Чей? Вот пусть твоя сестра тебя и отчебурашит. Чем-нибудь. Ехали бы в Мирный или в пойму Лены — дамбы строить. Пожалуйста, я за!
Мы, кстати, проект разработали. По заселению цунарефами Саха-Якутии, района Дудинки и Новой Земли. Воздвигли бы над этой территорией громадные стеклянные колпаки, чтобы растопить мерзлоту и лед, соорудили бы гигантские кипятильники для растапливания Ледовитого океана, чтобы канавары... или как их там...
— Караваны?
— Да, кава... Ну, короче, как ты сказал, эти вот... вереницы судов могли беспрепятственно доставлять туда провиант. Такой вот вариант.
— Веселый вариант.
— А жизнь вообще веселая, клевая она. Просто надо, так сказать, бороться, как бы поддерживать в себе постоянно энергетический градус.
— Градус? Понял... Ну, давай, что ль, по чуть-чуть. Чтоб окончательно-то не угореть.